Приведение в
соответствие нормативной базы заказчиков, регламентирующей обеспечение режима
коммерческой тайны в соответствие с изменениями в Гражданском кодексе и
соответствующем федеральном законе (35-ФЗ от
12.03.2014),
вступающими в силу сегодня (1 октября 2014 года), натолкнули на еще одно
неприятное открытие, которое я при первом анализе нововведений законодательства не заметил.
Я уже писал, что
совершенно не понимаю сути новых изменений и причин их появления, а также
преследуемой этими изменениями цели. Изменения очень существенные, и, похоже,
как всегда готовились второпях. Отсюда и возмещение работником убытков
работодателя, полученных вследствие разглашения коммерческой тайны, а не
прямого действительного ущерба, и возможность использовать коммерческие секреты
«для собственных нужд».
Выплеснули
законодатели из закона вместе с водой и ребенка, но в мутной воде очередной
редакции этого сразу не видно.
Когда готовилась
первая редакция четвертой части Гражданского кодекса, и нормы, регулирующие вопросы
охраны конфиденциальности коммерческих секретов, распределялись между кодексом
и новой редакцией закона «О коммерческой тайне», из закона была исключена
статья 12, устанавливающая требования к содержанию гражданско-правого договора,
а в кодексе появились статьи, определяющие порядок заключения договора уступки
исключительного права на секрет производства и лицензионного договора о предоставлении права использования секрета производства.
После «официального развода» понятий с 1 октября эти нормы нельзя применять к
информации, составляющей коммерческую тайну (ИКТ), но не являющейся секретом
производства, ввиду их специальности, а в законе «О коммерческой тайне»
соответствующих требований не появилось.
И еще. В четвертую
часть Гражданского кодекса была включена важнейшая, на мой взгляд, статья 1467,
устанавливающая норму, в соответствии с которой исключительное
право на секрет производства действует до тех пор, пока сохраняется
конфиденциальность сведений, составляющих его содержание, а с момента утраты
конфиденциальности соответствующих сведений исключительное право на секрет
производства прекращается у всех правообладателей. Эта норма в какой-то мере
компенсировала отсутствие обязательности государственной регистрации права и
прямо указывала обладателю охраноспособной информации на риски, связанные с
выбором способа защиты вне области патентного права.
Такой же порядок,
исходя из определения, должен устанавливаться и в отношении ИКТ («имеют
действительную или потенциальную коммерческую ценность в силу неизвестности их
третьим лицам»), однако в законе и это требование не появилось. Теперь большим
вопросом становится правомерность охраны ИКТ в режиме коммерческой тайны после
утраты конфиденциальности, когда обладатель пытается, но может реализовать свое
предусмотренное законом право требовать от лиц,
получивших доступ к ИКТ в результате действий, совершенных случайно или по
ошибке, охраны конфиденциальности этой информации или защитить свои права в
случае разглашения, незаконного получения или незаконного использования
третьими лицами ИКТ.
Опять будем ждать
наработки практики правоприменения и очень хочется надеяться, что суды не будут
принимать прямо противоположные решения при одних и тех же обстоятельствах, как
это было в первые годы после появления ст.183 в Уголовном кодексе и вступления
в силу закона «О коммерческой тайне».